Я пока таких аргументов еще не придумала. Хотя голову над этим ломала уже третий день. И все никак не находила убедительных доводов, чтобы, не открывая правды, заставить мага доверить мне исход нашей общей миссии.

То, что «гранату» бросать мне, стало ясно с самого начала: ни один расчудесный отряд, будь он трижды Фантомами, не сумеет подобраться к Прорыву незамеченным. Скорее всего, за каждый метр у этой проклятой дыры придется остервенело драться. Точно так же, как за Печати. А помня о том, сколько всякой гадости их охраняло… нет. Я не настолько самоуверенная, чтобы считать, что хоть кто-то из нас после такого уцелеет. Поэтому мы с Тенями изначально решили, что ломать эту штуку мы будем с воздуха. Вопрос только: чем?

Сейчас ответ у меня был — вон, впереди топал, красуясь тугой русой косой и заманчиво поблескивая своим синим балахоном. Но как его уломать? Как заставить отдать свое сокровище, если он ни на миг с ним не расстается? Как объяснить или, может, чем соблазнить, чтобы он согласился променять свое изобретение на не менее важную выгоду? Подойти и сказать, что соглашаюсь учить его Эйнараэ? Черт. Можно, но вряд ли он сейчас поймет. А если еще и потребовать за эту плату в виде его загадочной «гранаты», то он, может, еще и упрется. Откуда я знаю? Может, детище его любимое? Может, пуще сына родного ее обожает? Хоть и заинтересован он во мне, хоть и на многое готов ради моих знаний, но… черт возьми! Если я сейчас ошибусь с выводами, «гранату» потом придется выдирать с мясом! По башке лупить любознательного мага. Звезд с неба обещать, надеясь, что мои тайны его заинтересуют. А это — время. Это — ненужные конфликты. Это, наконец, самая настоящая свара, которая нам совсем ни к чему в таком неуютном месте, как новоявленный Харон.

В итоге я так и не пришла ни к какому определенному выводу. Но для себя определила, что если уж совсем прижмет, то плевать — тюкну его по темечку, цапну сумку и, пока маг не опомнился, со всех ног помчусь к Прорыву. В конце концов, победителей не судят. А нам только и нужно, что найти точное место. Сверху же я не смогла? А пока Прорыв не отыщется со стопроцентной гарантией, Тени меня никуда не отпустят. Даже с Лином. Точнее, меня еще в лагере поставили перед данным фактом, вынудив пообещать беречься, и я лишь по этой причине согласилась, что поход в чужой компании через горы нам все-таки необходим.

Не все же молодой Иште делать самой?

Когда оборотни остановились во второй раз, я забеспокоилась: поднятая на загривках шерсть, молчаливые оскалы и опущенные хвосты, как правило, означали, что где-то поблизости притаилась Тварь. Если бы она собиралась напасть, они бы уже мчались навстречу, громким рыком предупреждая остальных и не намереваясь спускать нежити эту наглость. Однако сейчас хварды просто стояли, тревожно шевеля ноздрями. Причем, стояли спиной друг к другу, смотря в прямо противоположные стороны, из чего можно было сделать вывод, что либо Тварей две, либо же парни просто не уверены, с какой именно стороны ждать нападения.

Идущие первыми Бер и Гор тут же застыли, как вкопанные: чутью оборотней мы доверяли полностью. Они первыми ощущали неладное и работали лучше всяких ищеек. Даже Ас не успевал иногда понять, в чем дело, а эта лохматая парочка уже была готова рвать нежить на части. И, как правило, ожесточенно рвала, невзирая на раны, пока не подбегали остальные и не заканчивали дело одним быстрым ударом.

Сейчас же отряд мгновенно ощетинился, умело заняв круговую оборону. Мага немедленно затолкали в самый центр. Самый крупный из нас — Лин — был аккуратно окружен и оттеснен поближе к магу. Меня, не сговариваясь, впихнули туда же. Дагон, напротив, выступил вперед. Хасы, дружно вскинувшись, закрыли мастера Драмта своими телами, не пытаясь лезть поперек рейзеров. А Фантомы, напротив, уверенно заняли передовую линию обороны, потому что в отношении нежити имели самый богатый и разнообразный опыт.

Подозрительное место, которое так не понравилось оборотням, практически ничем не отличалось от тех, которые располагались несколькими метрами справа или слева. Десяток старых деревьев, тянущихся кронами далеко ввысь. Мшистые толстые стволы, расположенные в хаотичном порядке. Старая листва под ногами. Комья отвоевывающего себе пространство зеленого мха посреди жухлой, как будто прошлогодней травы. Густой полумрак. Неестественная тишина вокруг. И натянутые до предела нервы, готовые вот-вот порваться от напряжения.

В томительном молчании прошла минута.

Вторая.

Третья.

Улучив момент и поняв, что сиюминутно нас трогать никто не собирается, я осторожно подняла руку и, вытащив из-за пазухи свой рейзерский перстень, выставила его вперед. Последние дни я его не носила — слишком часто он подавал сигналы опасности. А когда пришел Ур, вообще спрятала подальше, чтобы не спугнуть Тварей раньше времени. Но сейчас мы не могли распознать неведомой опасности. На нас не нападали, ни откуда не доносился топот чужих ног, громкие вопли, громогласное рычание. Однако что-то встревожило Мейра. Что-то заставило Лока пятиться и инстинктивно прикрывать побратиму спину. Хварды не трусы, отнюдь. Чаще всего их надо за уши оттаскивать от показавшейся на глаза нежити. А тут им не по себе. Тут у них хвосты непривычно подрагивают. Уши прижаты к голове, в глазах — самая настоящая растерянность. А еще у всех у нас вдруг появилось странное чувство, что мы чего-то опасно не замечаем.

Едва оказавшись на пальце поверх перчатки, чуткий «змей» мгновенно сверкнул глазами и выпустил из себя целый сноп алых лучей, от которых непривычные к такому зрелищу люди едва не дернулись в стороны.

Дагон негромко шикнул, осторожно покосился на выстреливший из-за его плеча «лазер», но потом нашел источник и успокоено отвернулся. Тогда как остальные буквально впились в лучи глазами и принялись, как заведенные, рыскать следом за ними по ближайшим кустам.

Я озадаченно нахмурилась: странно. На этот раз лучи никак не могли сфокусироваться ни на чем конкретном. Они то скрещивались на одном древесном стволе, то начинали неуверенно перебегать ко второму. Затем — к третьему. Причем, каждый раз ненадолго задерживались, нерешительно подрагивая и как бы рассыпаясь веером, а потом будто соскальзывали прочь, не сумев точно указать на причину. Мне потребовалось совсем немного времени, чтобы уловить самые сомнительные участки и вспомнить, что же за Тварь такая способна на столь грандиозный обман. После чего в груди как-то неприятно похолодело. Я сделала знак Лину, чтобы не вздумал шевелиться. А потом наклонилась к уху мастера Драмта и неслышно шепнула:

— Скажите, господин маг: вы умеет снимать полог невидимости?

Тот вздрогнул от неожиданности и покосился на меня дикими глазами.

— Да.

— Тогда делайте. Только тихо. И очень быстро. Хорошо?

— Где? — только и спросил он, понимая, что мы вляпались в серьезную нприятность.

— Шагов на десять по всему периметру. Справитесь?

Маг поджал губы, но потом все-таки кивнул.

— Ас, Гор, Бер… назад на два шага, — так же тихо велела я в оглушительной тишине. — Прямо перед вами — буква «В». Уровень — охренеть какой высокий. Остальные стоят и не двигаются, если хотят жить. Господин Дагон, вы слышали?

Эрхас мрачно на меня покосился, однако тоже кивнул.

— Спасибо. Мастер Драмт, давайте.

Маг, прикусив губу, что-то тихо (даже я не разобрала, что именно) шепнул себе под нос и сделал нарочито небрежный, какой-то слегка театральный пасс правой ладонью, как если бы очерчивал ей в воздухе идеально ровный круг. Спрашивать, зачем ему нужны такие нелепые эффекты, если в магии в конечном итоге играло значение только нужное слово и ментальный посыл, было некогда. Поэтому я отложила неуместные расспросы на потом. И, затаив дыхание, принялась следить за тем, как от длинных, изящных, не слишком привычных к оружию пальцев мастера начало разливаться слабое голубоватое сияние, постепенно распространяющее кругами по всей округе. Но недалеко. Шагов, этак, на десять, как я и просила. Потому что больший радиус был ни к чему: достаточно уже того, что сразу в двух местах перед нашими глазами пространство, едва его коснулся голубоватый свет, как-то странно поплыло, задрожало. Сделалось похожим на надутый через соломинку мыльный пузырь, по поверхности которого пошли забавные радужные волны. А потом внутри пузыря проступила до боли знакомая картина — вывернутая наружу пасть, усеянная острыми треугольными зубами.