Я покосилась на торчащие изо всех стен уши и осторожно сказала:

— Вы ведь знаете, мастер Драмт: я пришел сюда издалека.

— Да. Его Величество что-то такое упоминал. Значит, это в твоей стране маги достигли такого значительного продвижения?

— Вообще-то… не знаю. Мне его, скажем так, подарили. Совсем маленького и слабого.

— Кхм, — в глазах мага зажглись искры неподдельного интереса. — Быть может, он пришел к тебе оттуда, откуда и некоторые иные знания?

— Возможно, — я улыбнулась шире, по достоинству оценив его деликатность. — Но я не стану этого утверждать.

— Понимаю. Ты еще не принял решения относительно моего вчерашнего вопроса?

— Я приму его после нашего возвращения. Думаю, сейчас этот вопрос рассматривать бессмысленно.

— Безусловно, — довольно улыбнувшись, маг отодвинулся. — Кстати, ты вчера интересовался магическими умениями нашего короля…

Я хмыкнула.

— Точно. Но вы ловко ушли от ответа.

— Так вот. У Его Величества довольно редкий дар, — словно не услышал насмешки мастер Драмт. — Он умеет влиять на чужие разумы. Иногда — чувствовать отголоски чужих эмоций и, возможно, осваивает искусство чтения чужих мыслей. Я говорю «возможно» потому, что наверняка этого никто не знает: Его Величество очень скрытен. И, как понимаешь, насчет своей истинной силы ни с кем не откровенничает.

— Но что-то же привело вас к таким выводам, господин маг? — спокойно спросила я, напряженно размышляя. — И что-то заставляет предполагать, что у него есть скрытые возможности, о которых мало кто знает?

— Его Величество — хороший правитель, — тонко улыбнулся мастер Драмт. — И он полностью устраивает Церковь, что тоже весьма немаловажно.

— А Церковь не смущает подобный дар?

— Нет. «Все в этом мире происходит по воле Аллара».

Я удивленно дрогнула.

— Это что вы мне сейчас процитировали? Ваше Учение?

— Разумеется. Оно ведь тебе знакомо?

— Еще бы, — криво улыбнулась я, подумав о Библии. — Только немного в другой трактовке. Хотя смысл от этого, кажется, нисколько не изменился. Но вот откуда такое поразительное сходство?

— Кстати, а ты знаешь, что люди с твоим типом дейри почти не поддаются магическому влиянию? — неожиданно спросил маг. — И то, что подобный дар встречается почти так же редко, как и дар Его Величества?

У меня сузились глаза.

— Нет. Не знал. И все время думал: откуда к моей персоне такой пристальный интерес?

— Да. Подобных тебе Церковь быстро прибирает к рукам. Дар, позволяющий избегать чужого воздействия, особенно важен для Карающих. Собственно, он есть у них у всех. Даже у Его Преосвященства Горана. Только выражен слабее, чем твой.

— Как вы это определяете?

— По цвету, — охотно откликнулся маг. — В чистой дейри основной цвет — белый. У простых людей его сравнительно немного, а основной тон — серый, желтый или зеленоватый. У магов имеются алые оттенки, если есть приверженность к огненной стихии, синие и голубые — если к воздуху и воде, коричневые или почти черные — если есть сродство к земле. А бывают насыщенно золотые — как у Его Величества.

Я чуть сузила глаза.

— Сколько же белого вы видите у меня?

— Не очень много, — вдруг огорошил меня маг. — Но это лишь потому, что мешает носимый тобой артефакт — тот, что на груди: он поглощает любую энергию. Однако по косвенным признакам могу предположить, что белого в твоей дейри примерно половина.

— Это много или мало? — быстро спросила я, кинув выразительный взгляд на напрягшегося Аса.

— Много, — спокойно ответил мастер Драмт. — Насколько я знаю, у Его Высокопреосвященства ал-тара Георса дейри состоит из белого цвета на две трети. У священников второго круга — почти как у тебя. Третьего — чуть меньше половины, затем идут Карающие, у которых количество белого колеблется в среднем до трети ширины дейри, и далее — по убывающей. Церковь верит, что именно этот дар был некогда передан первому ал-тару самим Лучезарным. Ведь белый — это изначально цвет самого Аллара. Поэтому знак Церкви — всегда только чисто белый. И на флаге Валлиона (и, соответственно, гербе королевской династии тоже) преобладает именно он.

Я мигом припомнила флажки над палатками в лагере и кивнула. Да, верно: герб Валлиона — золотое солнце, встающее над одинокой горой, изображенной на ослепительно белом фоне. А над шатром воинствующего святоши всегда билось безупречно чистое белое знамя. Понятно теперь, почему. Да и плащи они свои белоснежные, похожие на плащи средневековых крестоносцев, тоже не зря носили. В общем, принцип ясен. Осталось лишь уточнить некоторые детали.

— А почему с таким даром чаще всего становятся Карающими? — снова спросила я.

— Чтобы легче было разбираться с Темными магами. И с Высшими демонами тоже. Каждого ребенка проверяют на наличие этого дара. Почти в каждый его приход в Церковь, потому что известно, что дар иногда открывается очень поздно. Признаться, я был сильно удивлен, увидев тебя с подобным даром, но при этом узнав, что ты не попал под пристальное внимание Церкви. Думаю, Горан, когда вернется, непременно доложит о тебе ал-тару.

Я нахмурилась: а вот этого бы не надо. И вообще, я больше к храмам ни ногой — не надо мне такого счастья. И не надо, чтобы меня изучали, как лабораторную крысу, в застенках какого-нибудь особо закрытого монастыря, подозрительно напоминающего Гестапо. Сейчас-то Горан вряд ли ко мне сунется — дел еще полно, Прорыв перед носом. Но когда его угроза перестанет маячить перед внимательными глазами Его Преосвященства (надо же, титул какой! прямо как у нас!), надо мной быстро попытаются взять плотное шефство. И в этой связи мне, наконец, совершенно ясен и многообещающий взгляд Горана при нашей последней встрече.

Я вдруг пристально взглянула на мастера Драмта.

— А зачем вы рассказывает это мне, господин маг?

— А я любопытный, — усмехнулся он. — И мне не менее интересно взглянуть на твой дар поближе.

— Значит ли это, что у Церкви и Магистерии довольно напряженные отношения?

Маг выразительно покосился на прислушивающихся рейзеров.

— Трудный вопрос, юноша. Но должен сказать, что было время, когда Церковь была против проявлений любой силы, кроме силы Аллара. И было время, когда Святой Престол выступал против образования нашей Магистерии.

Понятно: внутренние войны на почве несогласия по вопросам веры. Неразрешимые противоречия. Святоши наверняка считали магов приспешниками Айда, так как, дескать, их сила не от Светлого бога. Доказательство — то, что Аллар вряд ли допустил бы появление Темных магов в своем «чистом и светлом» мире, следовательно, любой дар потенциально опасен, и, следовательно, подлежит немедленному уничтожению. Вместе с носителем. Е-мое. Как бы тут не повторилась история со средневековыми кострами!

— К счастью, Его Величество Киорт Седьмой, дед Его Величества Эннара Второго, еще двести лет назад сумел разрешить наши разногласия с Церковью, — пояснил мастер Драмт, видимо, почувствовав мое настроение. — С тех пор между Магистерией и Престолом существует договоренность, по которой каждый из наших выпускников проверяется на наличие Тьмы ставленником ал-тара или же им самим. Своеобразный контроль, который выгоден обеим сторонам. За это Церковь приняла магов, как еще одно выражение воли Аллара, и разделила в своем понятии обычных магов и Темных.

Я хмыкнула.

— Умный был дядька ваш король Киорт. Догадываюсь, сколько нервов ему попортило противостояние Церкви и магов, раз уж только с появлением Жреца все это более или менее прекратилось.

Маг дипломатично промолчал. А я больше не стала задавать провокационных, затрагивающих веру вопросов. Потому что додумать все остальное не составляло особого труда: как выясняется, двести лет назад Церковь и Магистерия перешли от открытой войны на новый уровень противостояния — в подполье. Что было раньше, гадать тоже долго не надо: опыт моего родного мира достаточно хорошо описан в учебниках истории. Вот только здесь святоши оказались чуть более терпимыми, так что согласились на видимость мирного сосуществования. Как вынужденно согласились на него и маги, которым «белые плащи» в свое время наверняка немало крови попортили. А теперь каждый из них наверняка потихоньку строит козни другому и, не исключено, что перехватывает особенно любопытных индивидуумов, стремясь взять их под свое крыло. Что это давало Церкви — понятно: пока существует Невирон, Карающие были и будут востребованы. Но вот что получала от этого Магистерия? Не из природной же вредности они воровали друг у друга кандидатов в маги или священники? Суть-то дара все равно остается одна. Ну, чуть больше там белого или чуть меньше… какая разница? Или она все-таки есть? Ведь способность не поддаваться магии в некоторых ситуациях может стать гораздо важнее, чем просто магический дар. Черт. Я все еще слишком мало знаю. Хотя, наверное, шанс узнать это у меня есть. На собственной шкуре, разумеется, потому что, чует мое сердце, за мою дейри уже развернулась нешуточная борьба. Иначе зачем бы мастер Драмт стал бы меня так откровенно предупреждать?